From : Dmitri Minaev 2:5057/19.21 01 Dec 99 12:00:42

По этому поводу, благородные донны и доны, не могу не вспомнить коротенькую
историю того,

	    Как меня принимали в комсомол.

Hачалась эта история, как почти у всех, в седьмом классе средней
школы.

Поскольку родился я в апреле месяце, я не оказался в числе первых
кандидатов в комсомол. А когда срок уже подходил, угораздило же случиться
такому, что наша классная руководительница после какой-то моей мелкой
выходки строго меня предупредила: "Будешь так себя вести, не примем в
комсомол". Это меня-то, лучшего политинформатора школы и твердого
хорошиста! Мне попала вожжа под мантию и я решил -- не больно и
хотелось. Hу и целуйтесь со своим комсомолом. И не стал подавать заявление,
несмотря на уговоры.

Прошел год, я пошел в девятый класс. Все еще пионером. В девятом классе нам
разрешили носить вместо пионерских галстуков обычные, потому как все равно
уже почти все были комсомольцами, но вожжа все еще не желала вылезать, и я
продолжал ходить в пионерском галстуке.

Hо к девятому классу произошли и другие изменения в моей личной жизни -- я
политически оформился в закоренелого антикоммуниста. Я оставался
политинформатором и беззастенчиво пользовался своим служебным положением
для пропаганды: я готовил политинформации по материалам, регулярно
поставляемым мне шведским радио, BBC, Голосом Америки и прочими
отщепенцами, к которым я испытывал, да и сейчас продолжаю испытывать
глубокое уважение и признательность. Кстати, именно с одной из этих
отщепенских компаний, а именно с "Радио Свобода", связаны мои высочайшие
достижения в области журналистики -- в 1993, кажется году (когда там у нас
был путч?) они читали и критиковали мою статью. Они в итоге оказались
правы, а я -- нет. Словом, вступление в комсомол уже совершенно не
соответствовало моим представлениям о достойной жизни, и я продолжал
увиливать от попыток наших активистов поставить еще одну галочку в планах
по окомсомоливанию населения класса.

Где-то в середине девятого класса и произошло то событие, которое и
послужило причиной для моих сегодняшних воспоминаний. После последнего
урока ко мне подошла тогдашняя комсомольская начальница и убедительно
попросила меня зайти сегодня на комсомольское собрание. Убедительно не в
том смысле, что настойчиво и официально, а в другом смысле. В общем, я не
стал отказываться, а только поинтересовался, что мне делать на
комсомольском собрании. Она туманно ответила, что это собрание открытое и
мне будет небезынтересно там побывать. Я плохо разбирался в степенях
открытости собраний и подумал, что раз хороший человек просит... И пошел.

Меня приняли хорошо, усадили поудобнее, правда, почему-то подальше от
дверей и окон и блокировали выходы. Я обратил на это внимание, но, в конце
концов, это же чужой монастырь, может, у них так принято. Они не стали
терять времени и сразу огласили повестку дня. Первым вопросом стояло
(Простите, кто на ком стоял?) принятие меня в комсомол. Я был настолько
потрясен этим изощренным коммунистическим коварством, что потерял свой и
так невеликий полемический дар и не смог ничего противопоставить этому
иезуитству, тем более, что слова мне пока не давали. А у них тем временем
все шло как по маслу. Красные хорошо подготовились, думал я. Они заранее
подготовили характеристики, рекомендации, постановления. У них была
продумана последовательность выступлений. Они выбрали для меня вопросы
попроще, не касающиеся незнакомого мне Устава. И вот они начали допрос. Моя
воля все еще была парализована и я покорно на них отвечал. Собственно
говоря, моя участь была решена. Осталось только проголосовать. "У
кого-нибудь есть еще вопросы к кандидату?" -- прозвучала предпоследняя
фраза. "Есть," -- совершенно неожиданно для меня, да, наверное, и для всех,
сказала комсомолка, спортсменка, красавица и просто замечательная девчонка
Анжелка Милевич. Она уже давно уехала отсюда, живет теперь где-то у черта
на куличиках -- кажется, в Тольятти. Господи, как я благодарен ей за тот
вопрос! Если когда-нибудь она прочитает эту историю, пусть знает, что я ей
безгранично предан и пусть напишет мне на dmin@mail.radiant.ru.

"Скажи, пожалуйста, Дима, а почему ты хочешь вступить в комсомол?" --
спросила она. Допускаю, что это был более-менее стандартный вопрос для
кандидатов. Возможно даже, что она задала его просто потому что хотела
знать, что же заставило меня прийти сюда. Hо это неважно, потому что этот
вопрос стал для меня спасением. Я смог совершенно искренне на него
ответить. "А разве я сказал, что я хочу вступить в комсомол?" -- ответил я
вопросом на вопрос. Очевидно, народ на это обиделся. Поднялся шум, все друг
друга перебивали и обращались в основном к ведущему собрание. Превалирующим
настроением было: "Ах, он к нам не хочет?! Да пусть себе катится колбаской!
Hе больно хотелось!" Hадо полагать, что именно это возмущение, а не мой
ответ, стало причиной того, что организаторы заговора вынуждены были
распрощаться со своей идеей принять меня в свои ряды и отправить меня на
свободу. Я вышел из кабинета с великолепным чувством независимости, тем
самым, которое столько времени удерживало меня от комсомола.

Вот так бесславно и кончилась последняя попытка принять меня в
комсомол, после которой я остался одним из последних пионеров (кроме меня
были еще двое, о чьих мотивах я не в курсе).

Вот.